Дорофеев П.А.
Исповедь авиатора
Генерал-майор авиации Журавлев Павел Иванович, автор книги «От Су-7 до Су-47», посвященной 50-летию военного представительства, дислоцированного в опытно-конструкторском бюро имени П.О.Сухого, в дарственной надписи на этой книге написал: «Пьеру Алексеевичу Дорофееву. Авиатору по призванию, активному участнику процесса создания и укрепления института военных представительств ВВС. С уважением от автора».
И действительно, я – авиатор по призванию. Еще в далеком 1950 году, вычитав в газете объявление: «Курская спецшкола ВВС объявляет прием учащихся, окончивших 7 классов на хорошо и отлично», я загорелся желанием поступить в эту школу. Не надо говорить о том, как была популярна авиация в то время. Да и мой отец, получив ранения на Волховском фронте в 1942 году, будучи политруком, после излечения в Челябинском госпитале и назначения командиром батальона аэродромного обслуживания (БАО) в Липецком авиационном центре (где встречал и Василия Сталина), много говорил об авиации, чем подогревал мои страсти. И я принял собственное решение – поступать в спецшколу ВВС. В результате в конце июля 1950 года я один (пятнадцатилетним мальчишкой) уехал в город Курск. Прибыл туда поздним вечером, всю ночь прокантовался на вокзале, а утром добрался до спецшколы. Учился раньше я хорошо, и поэтому сдать приемные экзамены мне не составило труда.
И вот 16 августа 1950 года приказом по Спецшколе ВВС № 4 я был зачислен в 3-ю (для младшего возраста) роту и с тех пор вот уже более 55 лет служу в авиации. Горжусь тем, что никогда ей не изменял. Кстати, и первый свой авиационный праздник – День Военно-воздушных сил – я встретил там же и теперь каждый год отмечаю знаменательное для меня торжество только 18 августа, несмотря ни на какие конъюнктурные изменения этой даты.
Три года спецшколы пролетели очень быстро. Хотелось бы, конечно, отметить некоторые моменты из этой жизни. Спецшкола дала нам хорошие знания, закалила нас физически и духовно. Жили мы строго по распорядку. Научились быть аккуратными: регулярно пришивали подворотнички на гимнастерки, каждый день «гладили» брюки. Делалось это так: клали брюки под простыню на ночь и ложились спать. Утром брюки выглядели, будто выглажены, прямо-таки «отутюжены», со «стрелками».
Регулярно занимались спортом - в школе функционировало много спортивных кружков. Обучали нас и танцам, и манерам поведения. Каждый год в праздничные дни 2 мая и 8 ноября проводились эстафеты по центральной улице города Курска – улице Ленина. Участвовало много команд, но основная борьба шла между нами, авиаторами, и суворовцами. Побеждали попеременно – то мы, то они.
Каждый четверг недели ходили в баню. Вставали в 5 часов утра и уже в половине шестого топали строем по ночному городу километров пять до места всеобщей помывки. Старший лейтенант Леонидов, командир роты, приучал нас экономно расходовать воду, приговаривая: «Нужна тебе вода – лей, сколько хочешь, но набрал воду в шайку – закрой кран». Так я привык всегда выключать свет, если он не нужен, и закрывать водопроводные краны, когда вода не требуется.
В январе и марте нас отпускали на каникулы домой. Но, так как денег на проезд не было, а места проживания находились за 100-200 километров от города Курска, то в родные края мы ездили «зайцами»: то в тамбуре, то привяжешься ремнем к трубе на третьей полке вагона. Ступни ног поверх носков обматывали газетой и всовывали в ботинки, чтобы не заморозить. Сердобольные проводницы через одну-две остановки впускали нас из тамбура в вагон, и так мы добирались до дома.
В начале учебного года, когда я был уже в 1-й (для старшего возраста) роте, ко мне подошел командир нашего взвода старший лейтенант Панов и сказал: «Дорофеев, ты собираешься заканчивать спецшколу с медалью или нет?» Учился я все эти годы на «отлично». Я ответил, что собираюсь. Но оказалось, что еще в 7 классе гражданской школы я сдал экзамен по «Конституции СССР» на «хорошо». А эта отметка шла в аттестат. Пришлось пересдавать этот предмет уже в спецшколе ВВС. В данном вопросе проявилась моя безалаберность по отношению к самому себе, которая еще не раз сказывалась в будущем.
В феврале 1953 года вызывает меня к себе замполит спецшколы майор Чугаев и говорит: «Дорофеев, ты – отличник и должен выступить перед учащимися школы города с докладом, посвященным Дню Советской Армии!» С этим поручением я попал в весьма сложное положение, поскольку произносить речь пришлось в школе глухонемых. Я говорил, а переводчик знаками, манипуляциями рук доводил до сведения ничего не слышавших ребят содержание праздничного доклада. В конце моего пребывания в этой школе они пригласили меня посмотреть отрывок из поставленного ими спектакля «Молодая гвардия» А.А.Фадеева. Сложно мне было понять, о чем на сцене шла речь, но я высидел до конца постановки. Так, с этого публичного выступления, началась моя общественная жизнь.
В том 1953 году Спецшколу ВВС № 4 с золотой медалью окончил только я один, а еще шесть ребят завершили учебу с серебряной медалью. После этого всех отличников направили в различные высшие учебные заведения: меня и Абрамова Д.В. (бывшего старшиной роты) послали в Москву в Академию Жуковского, по два человека поехали в Ленинградскую военно-воздушную инженерную академию и Рижское высшее инженерное авиационное училище, а один – в Харьковское авиационное инженерное училище.
Так в июле 1953 года я очутился в стенах родной Альма-Матер: Военно-Воздушной инженерной академии имени профессора Н.Е.Жуковского. Обстановка с поступлением оказалась напряженной, поскольку конкурс был большой. Правда, нас, спецшкольников, эта проверка знаний не очень касалась, а вот другим пришлось попотеть. И некоторые дальновидные ребята, даже имея серебряные медали, решили сдавать экзамены на общих основаниях. В их числе был и Ю.В.Буртаев – замечательный человек и очень хороший мой друг и товарищ. Юрий прекрасно сдал все экзамены и прошел по конкурсу дважды: и как медалист, и как абитуриент, набравший достаточное для поступления количество баллов. В этом проявилась его целеустремленность, даже в таком, достаточно еще молодом возрасте.
В общем, после завершения приемных экзаменов, были мы зачислены в звании рядовых слушателями ВВИА имени Н.Е.Жуковского. Для проживания разместили нас (в том числе Абрамова Д.В., Буртаева Ю.В., Михайлова В.Н. и меня) в общежитии казарменного типа на двухъярусных кроватях, что называется, на расстоянии вытянутой руки в сторону или вверх. Так мы и подружились на долгие годы.
С Юрой Буртаевым связан один забавный эпизод, произошедший в 1956 году в городе Кирове во время нашей практики на Электромашиностроительном заводе имени Лепсе. Жили мы тогда в центральной гостинице и ездили в заводской район на троллейбусе довольно далеко, больше 20 остановок. И вот однажды в наш троллейбус вошел инвалид с протезом вместо ноги и встал этой деревяшкой на ногу Буртаева Ю.В. Проехали 10 или 15 остановок и только тогда терпеливый Юра произнес: «Товарищ, Вы, может быть, снимете свой протез с моей ноги…» Все пассажиры троллейбуса просто грохнули от смеха.
Вспоминается несколько интересных случаев из моей учебы.
Теоретическую электротехнику вел у нас прекрасный педагог, профессор полковник Д.В.Голубев. Лекции он читал великолепно и доходчиво. Первый же экзамен по этому предмету я пошел сдавать к нему. Подготовился неплохо и задачку решил. Голубев посадил меня рядом с собой и стал расспрашивать о житье-бытье. Когда выяснилось, что я из спецшкольников, он еще больше оживился, так как оказалось, что он тоже заканчивал спецшколу ВВС. Посмотрев мое решение задачи, спросил: «Вопросы знаешь?» Я ответил, что знаю. Тогда Голубев Д.В. взял зачетку и поставил «отлично», практически не спросив меня по билету.
Аэродинамика самолетов являлась у нас не профилирующей дисциплиной. Тем не менее, по этому курсу нам читали лекции, и у нас были экзамены. В тот раз я сдавал экзамен подполковнику Федорову. Отвечал, как мне кажется, неплохо. Закончив опрос, Федоров, как бы в раздумье, говорит: «Ну, что ж, неплохо, неплохо, хорошо!» А я ему в ответ: «Не хорошо, а отлично!» Преподаватель, вроде, сомневается: «Да мне не жалко, могу поставить и «отлично». Я ему: «Ну, так и ставьте «отлично»! В результате в моей зачетке по аэродинамике появилась отличная оценка.
Во время летних каникул 1956 года мы впервые поехали отдыхать на юг, к морю, в Сочи. Так как в это время я уже серьезно занимался фотографией, та «нащелкал» там очень много снимков. Теперь иногда просматриваю их, и разные, дорогие воспоминания они навевают.
6 октября 1956 года рядовым слушателям четвертых курсов всех факультетов Академии было присвоено воинское звание «лейтенант». Это было знаменательное событие, тем более что мы были последними рядовыми слушателями всех академий и высших училищ, ставших офицерами еще в процессе учебы.
И вот с этими молодыми и неотразимыми лейтенантами произошло такое событие, серьезно повлиявшее на нашу дальнейшую судьбу.
Исповедь авиатора
Генерал-майор авиации Журавлев Павел Иванович, автор книги «От Су-7 до Су-47», посвященной 50-летию военного представительства, дислоцированного в опытно-конструкторском бюро имени П.О.Сухого, в дарственной надписи на этой книге написал: «Пьеру Алексеевичу Дорофееву. Авиатору по призванию, активному участнику процесса создания и укрепления института военных представительств ВВС. С уважением от автора».
И действительно, я – авиатор по призванию. Еще в далеком 1950 году, вычитав в газете объявление: «Курская спецшкола ВВС объявляет прием учащихся, окончивших 7 классов на хорошо и отлично», я загорелся желанием поступить в эту школу. Не надо говорить о том, как была популярна авиация в то время. Да и мой отец, получив ранения на Волховском фронте в 1942 году, будучи политруком, после излечения в Челябинском госпитале и назначения командиром батальона аэродромного обслуживания (БАО) в Липецком авиационном центре (где встречал и Василия Сталина), много говорил об авиации, чем подогревал мои страсти. И я принял собственное решение – поступать в спецшколу ВВС. В результате в конце июля 1950 года я один (пятнадцатилетним мальчишкой) уехал в город Курск. Прибыл туда поздним вечером, всю ночь прокантовался на вокзале, а утром добрался до спецшколы. Учился раньше я хорошо, и поэтому сдать приемные экзамены мне не составило труда.
И вот 16 августа 1950 года приказом по Спецшколе ВВС № 4 я был зачислен в 3-ю (для младшего возраста) роту и с тех пор вот уже более 55 лет служу в авиации. Горжусь тем, что никогда ей не изменял. Кстати, и первый свой авиационный праздник – День Военно-воздушных сил – я встретил там же и теперь каждый год отмечаю знаменательное для меня торжество только 18 августа, несмотря ни на какие конъюнктурные изменения этой даты.
Три года спецшколы пролетели очень быстро. Хотелось бы, конечно, отметить некоторые моменты из этой жизни. Спецшкола дала нам хорошие знания, закалила нас физически и духовно. Жили мы строго по распорядку. Научились быть аккуратными: регулярно пришивали подворотнички на гимнастерки, каждый день «гладили» брюки. Делалось это так: клали брюки под простыню на ночь и ложились спать. Утром брюки выглядели, будто выглажены, прямо-таки «отутюжены», со «стрелками».
Регулярно занимались спортом - в школе функционировало много спортивных кружков. Обучали нас и танцам, и манерам поведения. Каждый год в праздничные дни 2 мая и 8 ноября проводились эстафеты по центральной улице города Курска – улице Ленина. Участвовало много команд, но основная борьба шла между нами, авиаторами, и суворовцами. Побеждали попеременно – то мы, то они.
Каждый четверг недели ходили в баню. Вставали в 5 часов утра и уже в половине шестого топали строем по ночному городу километров пять до места всеобщей помывки. Старший лейтенант Леонидов, командир роты, приучал нас экономно расходовать воду, приговаривая: «Нужна тебе вода – лей, сколько хочешь, но набрал воду в шайку – закрой кран». Так я привык всегда выключать свет, если он не нужен, и закрывать водопроводные краны, когда вода не требуется.
В январе и марте нас отпускали на каникулы домой. Но, так как денег на проезд не было, а места проживания находились за 100-200 километров от города Курска, то в родные края мы ездили «зайцами»: то в тамбуре, то привяжешься ремнем к трубе на третьей полке вагона. Ступни ног поверх носков обматывали газетой и всовывали в ботинки, чтобы не заморозить. Сердобольные проводницы через одну-две остановки впускали нас из тамбура в вагон, и так мы добирались до дома.
В начале учебного года, когда я был уже в 1-й (для старшего возраста) роте, ко мне подошел командир нашего взвода старший лейтенант Панов и сказал: «Дорофеев, ты собираешься заканчивать спецшколу с медалью или нет?» Учился я все эти годы на «отлично». Я ответил, что собираюсь. Но оказалось, что еще в 7 классе гражданской школы я сдал экзамен по «Конституции СССР» на «хорошо». А эта отметка шла в аттестат. Пришлось пересдавать этот предмет уже в спецшколе ВВС. В данном вопросе проявилась моя безалаберность по отношению к самому себе, которая еще не раз сказывалась в будущем.
В феврале 1953 года вызывает меня к себе замполит спецшколы майор Чугаев и говорит: «Дорофеев, ты – отличник и должен выступить перед учащимися школы города с докладом, посвященным Дню Советской Армии!» С этим поручением я попал в весьма сложное положение, поскольку произносить речь пришлось в школе глухонемых. Я говорил, а переводчик знаками, манипуляциями рук доводил до сведения ничего не слышавших ребят содержание праздничного доклада. В конце моего пребывания в этой школе они пригласили меня посмотреть отрывок из поставленного ими спектакля «Молодая гвардия» А.А.Фадеева. Сложно мне было понять, о чем на сцене шла речь, но я высидел до конца постановки. Так, с этого публичного выступления, началась моя общественная жизнь.
В том 1953 году Спецшколу ВВС № 4 с золотой медалью окончил только я один, а еще шесть ребят завершили учебу с серебряной медалью. После этого всех отличников направили в различные высшие учебные заведения: меня и Абрамова Д.В. (бывшего старшиной роты) послали в Москву в Академию Жуковского, по два человека поехали в Ленинградскую военно-воздушную инженерную академию и Рижское высшее инженерное авиационное училище, а один – в Харьковское авиационное инженерное училище.
Так в июле 1953 года я очутился в стенах родной Альма-Матер: Военно-Воздушной инженерной академии имени профессора Н.Е.Жуковского. Обстановка с поступлением оказалась напряженной, поскольку конкурс был большой. Правда, нас, спецшкольников, эта проверка знаний не очень касалась, а вот другим пришлось попотеть. И некоторые дальновидные ребята, даже имея серебряные медали, решили сдавать экзамены на общих основаниях. В их числе был и Ю.В.Буртаев – замечательный человек и очень хороший мой друг и товарищ. Юрий прекрасно сдал все экзамены и прошел по конкурсу дважды: и как медалист, и как абитуриент, набравший достаточное для поступления количество баллов. В этом проявилась его целеустремленность, даже в таком, достаточно еще молодом возрасте.
В общем, после завершения приемных экзаменов, были мы зачислены в звании рядовых слушателями ВВИА имени Н.Е.Жуковского. Для проживания разместили нас (в том числе Абрамова Д.В., Буртаева Ю.В., Михайлова В.Н. и меня) в общежитии казарменного типа на двухъярусных кроватях, что называется, на расстоянии вытянутой руки в сторону или вверх. Так мы и подружились на долгие годы.
С Юрой Буртаевым связан один забавный эпизод, произошедший в 1956 году в городе Кирове во время нашей практики на Электромашиностроительном заводе имени Лепсе. Жили мы тогда в центральной гостинице и ездили в заводской район на троллейбусе довольно далеко, больше 20 остановок. И вот однажды в наш троллейбус вошел инвалид с протезом вместо ноги и встал этой деревяшкой на ногу Буртаева Ю.В. Проехали 10 или 15 остановок и только тогда терпеливый Юра произнес: «Товарищ, Вы, может быть, снимете свой протез с моей ноги…» Все пассажиры троллейбуса просто грохнули от смеха.
Вспоминается несколько интересных случаев из моей учебы.
Теоретическую электротехнику вел у нас прекрасный педагог, профессор полковник Д.В.Голубев. Лекции он читал великолепно и доходчиво. Первый же экзамен по этому предмету я пошел сдавать к нему. Подготовился неплохо и задачку решил. Голубев посадил меня рядом с собой и стал расспрашивать о житье-бытье. Когда выяснилось, что я из спецшкольников, он еще больше оживился, так как оказалось, что он тоже заканчивал спецшколу ВВС. Посмотрев мое решение задачи, спросил: «Вопросы знаешь?» Я ответил, что знаю. Тогда Голубев Д.В. взял зачетку и поставил «отлично», практически не спросив меня по билету.
Аэродинамика самолетов являлась у нас не профилирующей дисциплиной. Тем не менее, по этому курсу нам читали лекции, и у нас были экзамены. В тот раз я сдавал экзамен подполковнику Федорову. Отвечал, как мне кажется, неплохо. Закончив опрос, Федоров, как бы в раздумье, говорит: «Ну, что ж, неплохо, неплохо, хорошо!» А я ему в ответ: «Не хорошо, а отлично!» Преподаватель, вроде, сомневается: «Да мне не жалко, могу поставить и «отлично». Я ему: «Ну, так и ставьте «отлично»! В результате в моей зачетке по аэродинамике появилась отличная оценка.
Во время летних каникул 1956 года мы впервые поехали отдыхать на юг, к морю, в Сочи. Так как в это время я уже серьезно занимался фотографией, та «нащелкал» там очень много снимков. Теперь иногда просматриваю их, и разные, дорогие воспоминания они навевают.
6 октября 1956 года рядовым слушателям четвертых курсов всех факультетов Академии было присвоено воинское звание «лейтенант». Это было знаменательное событие, тем более что мы были последними рядовыми слушателями всех академий и высших училищ, ставших офицерами еще в процессе учебы.
И вот с этими молодыми и неотразимыми лейтенантами произошло такое событие, серьезно повлиявшее на нашу дальнейшую судьбу.
21 февраля 1957 года, в преддверии нашего большого праздника Дня Советской Армии, мы (Д.Абрамов, В.Михайлов и я) пошли в ресторан «Динамо», который находился на одноименном стадионе. За столиком напротив нас сидела другая «авиационная» компания: капитан из системы противовоздушной обороны (ПВО) города Кировобада, два его друга и молодая девушка. Заиграла музыка, и Д.Абрамов, большой любитель танцев, пошел приглашать девушку, благо она все время ему подмигивала. Однако капитан не разрешил увести даму на танец. Так повторилось еще три раза. В очередной «подход» капитан встал и ударил Д.Абрамова. Мы с В.Михайловым вскочили со своих мест, подбежали к драчунам и разняли их. Казалось бы, инцидент был исчерпан. Но не тут-то было. За столом лейтенант В.Михайлов начал нас обрабатывать: «Неужели мы им уступим? Надо их проучить! Пьер, - обратился подвыпивший товарищ ко мне, - ты должен поработать своими бицепсами!» А я, действительно, занимался физкультурой: неплохо бегал, ходил на лыжах, причем всё в силу 3 разряда, каждое утро делал зарядку с 4-х килограммовыми гантелями. Кстати, где-то на втором курсе майор Карелин, помощник нашего начальника курса капитана Долгина Б.А., уговорил меня выступить в соревнованиях по штанге за факультет. Как я ни отказывался, говоря, что я даже не знаю, с какой стороны за эту штуку браться, он меня все-таки переубедил. На соревнованиях я выступил за факультет в самом легком весе, потому что во мне было меньше 50 килограмм, и занял 3 место. Правда, в нашем весе и было-то всего 3 человека. У меня даже сохранилась фотография, где я жму или толкаю штангу как-то странно, неуклюже, а рядом шарахаются в стороны Краузе и Гастелло (слушатели 2 факультета), опасаясь, как бы я не обронил эту железяку на них. Однако Карелин остался очень доволен моим выступлением, поскольку я, оказывается, принес очки факультету, а иначе записали бы нам «баранку».
Но вернемся к нашим делам. Мы вышли из ресторана и стали ждать, когда появятся наши соперники. По выходе их завязалась драка. Помню, что я оторвал полог шинели у капитана. Сразу же появилась милиция, нас отвели в отделение, расположенное на стадионе, и вызвали военную комендатуру. Приехали представители комендатуры и забрали нашу лейтенантскую троицу в свою епархию на улице Новая Басманная, где мы пробыли всю ночь. Рано утром нас отпустили. Это был выходной день. Мы – небритые, помятые, неглаженные – идем по Новой Басманной и где-то в 8-9 утра встречаем Фридлендера Г.О. Он посмотрел на нас как-то подозрительно, но на наше приветствие ответил. С тем мы быстренько из тех мест и смылись.
В 1957 году начальнику Академии как раз предоставили право своим приказом отчислять от обучения провинившихся, и он этой возможностью в отношении нас воспользовался, дабы не повадно было другим.
Мы, все трое, написали рапорта на имя Главнокомандующего ВВС с просьбой пересмотреть это решение и стали ждать. Нас на это время (почти два месяца) прикомандировали на кафедру генерал-майора Боднера В.А. В тот год министр обороны Жуков Г.К. побывал с визитом в Индии и подивился тому, какие у них все военные стройные. Чтобы добиться такого же положения в Советской Армии, министр ввел обязательные для всех военнослужащих ежедневные физические занятия. Я помню, как мы занимались этой самой физкультурой: при выполнении парного упражнения, то я имел возможность полежать на спине у Боднера, то он у меня.
Время наша троица зря не теряла, и мы решили, что, если нас уволят из армии, то пойдем учиться в Московский авиационный институт (МАИ). В районе Коптевского рынка, поближе к МАИ, сняли квартиру, купили три раскладушки, заплатили хозяевам предварительный взнос 500 рублей – и больше на этом месте жительства ни разу не появлялись, так как в отношении нас командование приняло иное, по сравнению с тем, что мы думали, решение.
В начале апреля 1957 года Абрамова Д.В., Михайлова В.Н. и меня вызвали в Управление кадров ВВС на улицу Большая Пироговская, 23. Не знал я тогда, что, много лет спустя, снова попаду в это здание, но уже для того, чтобы продолжить свою военную службу в 5-м Управлении ВВС. А пока что, все прошедшее время до принятия командованием решения за нас настойчиво боролся наш начальник курса, прекрасный человек, капитан Б.А.Долгин (светлая ему память!). Именно благодаря его стараниям нашу троицу и оставили в Военно-воздушных силах страны. После беседы в Управлении кадров, в конце апреля 1957 года, состоялся приказ Главнокомандующего ВВС с формулировкой: «Отчислить от обучения в академии и направить в строевые части». Но, вместе с тем, «предоставить право ходатайства о поступлении на 4 курс ВВИА имени профессора Н.Е.Жуковского». А пока что, 28 апреля того же года нам выдали предписания: лейтенанту Абрамову Д.В. - в Литву, лейтенанту Михайлову – на Украину, а лейтенанту Дорофееву п.А. – в Белоруссию, в 26-ю Воздушную Армию (ВА). 30 апреля я прибыл в город Минск в штаб 26 ВА, и в тот же день меня отправили (чтобы я «не напивался» - ярлык «пьяниц» нам уже приклеили) в 466-й авиационный полк фронтовой авиации в поселок Бобровичи, Калинковичского района Гомельской области. Назначили меня техником по приборам и электронной автоматике группы обслуживания самолетов ИЛ-28.
Служба моя проходила здесь достаточно успешно. Три месяца я стажировался в ТЭЧ (Технико-эксплуатационной части) полка. Отнеслись ко мне очень хорошо, каждый старался помочь, чем мог. Я очень неплохо освоил автопилот АП-5 и все авиационное оборудование самолета. Потом я перешел в 3-ю эскадрилью техником по приборам и электронной автоматике. Вот здесь старослужащий техник-лейтенант Андрющенко (ему было уже около 40 лет) сурово проучил меня и тем самым наглядно показал, что надо проявлять в жизни осторожность. Дело получилось такое. С двух самолетов, которые должны были идти на обслуживание в ТЭЧ, я снял часы АЧХО и положил их в каптерку. На следующий день прихожу в эту самую каптерку, а часов нет. Я аж побелел: во-первых, оплатить пропажу из собственного кармана таких приборов – слишком дорого, а во-вторых, могут меня отдать под суд, поскольку по моей вине не обеспечена комплектность самолета. Весь буквально в слезах хожу по каптерке и не знаю, что делать. Заходит Андрющенко - пропесочил меня, как следует, и говорит: «Лезь на чердак – они там!» Я - бегом наверх, смотрю, часы действительно лежат. С тех пор ни секретные документы, ни служебные бумаги я никогда не оставлял на столе – все убирал в сейф.
С Андрющенко связан почти анекдотический случай в его жизни. В то время К.Е.Ворошилова избрали председателем Президиума Верховного Совета СССР. Так вот, наш Андрющенко посылает формальному главе советского государства такую телеграмму: «Уважаемый Климент Ефремович, поздравляю Вас с избранием на высокий пост. Поздравьте и Вы меня: я уже почти 15 лет хожу в лейтенантах». Через месяц Андрющенко присвоили очередное воинское звание «старший техник-лейтенант».
Летом 1957 года, в связи с переоборудования аэродрома с «железки» на бетонку, нашу дивизию перебазировали из Бобровичей в город Желудок Гродненской области. Два полка жили там в палатках на аэродроме, занимаясь в том числе и спортом: я был нападающим футбольной команды 3-й эскадрильи. Однажды в матче на первенство дивизии выхожу я один на один с вратарем, замахиваюсь и думаю: «Ну, сейчас я ему влеплю!» - и вдруг падаю, как подкошенный. Оказалось, от излишнего усердия подвернул ногу и потому со стадиона был отправлен прямо в госпиталь на 10 дней.
Зимой 1957-1958 годов возникла у меня идея организовать самодеятельность в эскадрильи, чтобы солдаты были заняты делом и не ходили в самоволку. Замполит полка поддержал мое начинание. И вот, со своим ансамблем стали мы вместе с представителем политотдела майором (фамилию не помню) ездить по выходным дням по колхозам. Председатели колхозов после представления накрывали для нас столы: офицерам отдельно, где доставалось и спиртное, а солдат просто хорошо кормили. Музыкантом у нас был Эдуард Иванович Сивопляс, мой очень хороший друг и персональный кореш, техник по РТО эскадрильи. Он прекрасно играл на аккордеоне, а я пел. Исполнял наш ансамбль и хоровые песни, были у нас и чтецы, и юмористы. А весной 1958 года мы участвовали во Всеармейском смотре самодеятельности с сатирической программой. Аккомпанировал мне Юрка Кислицын, которого, как позже выяснилось, неплохо знал по учебе в городе Молотове (ныне Пермь) Матвеев В.И. На смотре в городе Минске нас «зарубили», потому что наша сатирическая программа базировалась на музыке серьезной – оратории, посвященной И.В.Сталину. Словом, на смотр в Москву мы не попали.
В начале 1958 года пришел Бюллетень по замене авиагоризонта АГК-47Б на другой прибор АГБ-1. Задача была достаточно ответственная, поскольку напрямую связана с пилотированием самолета. После установки нового авиагоризонта – обязательный облет техники. Работа эта оказалась весьма трудоемкой: на замену одного прибора уходил целый день, а сроки поджимали. Приходилось трудиться даже ночью, причем одному, без солдат-механиков, поскольку их в такое время нельзя было привлекать к делу. Однажды я чуть не сжег самолет: где-то коротнуло, и сноп искр посыпался из кабины. К счастью, все обошлось без последствий. Инженер эскадрильи после выполнения работ даже сказал мне: «Не хочется отпускать тебя из полка, но, наверное, придется».
Весной 1958 года я (так же, как и мои друзья Д.Абрамов и В.Михайлов) написал рапорт с ходатайством о зачислении меня на 4 курс ВВИА имени профессора Н.Е.Жуковского. В мае ВРИО Главнокомандующего ВВС маршал авиации Руденко С.И. подписал приказ, и в августе того же года я был откомандирован из полка в родную академию. Перед этим в июле месяце парторганизация нашего полка приняла меня кандидатом в члены КПСС.
К сожалению, в конце августа я простудился и подхватил воспаление легких, потому почти три недели пролежал в санчасти и только в двадцатых числах сентября влился на 3-м факультете в коллектив курса подполковника Иголкина В.Г. Здесь я вновь встретился со своими закадычными друзьями Д.Абрамовым и В.Михайловым. По учебному плану мы должны были досдать экзамен по марксизму-ленинизму, что успешно и сделали. А дальше пошла рутинная учеба, прерывавшаяся нашими походами в театры и на концерты. Учитывая, что я учился хорошо, мне разрешили заниматься по свободному графику, то есть посещать лекции и сдавать экзамены по собственному плану. Это позволило иметь массу свободного времени. Помимо учебы, в компании вместе с Д.Абрамовым, В.Михайловым, В.Зябликовым и А.Федяевым мы занимались поднятием своего культурного уровня.
В феврале месяце 1959 года планировалось проведение лыжных эстафет на первенство Академии среди слушателей факультетов. Для лучших лыжников нашего курса сделали предварительную прикидку на 5 километров, и я занял тогда второе место. Встал вопрос о включении меня в первую команду курса, но я категорически отказался, справедливо понимая, что мой успех был достаточно случайным: просто слякотная, промозглая погода многих наших сильных ребят подвела. В результате меня поставили во вторую или третью команду. На соревнованиях наша основная команда (Н.Порваткин, Ю.Шундиков, М.Бастрыкин и В.Зеленский) в эстафете 4х5 километров заняла первое место, а команда, в которой шел я (а также И.Пулькин, остальных не помню), заняла пятое или шестое место, но в общем-то добилась достаточно хорошего положения среди более двух десятков команд.
В марте 1959 года начальник курса поручил мне вместе с женсоветом организовать семейный вечер курса. В состав оргкомитета вошли: Грета Шундикова, жена А.Мировицкого и я. Устроили мы вечер в одном из помещений Дома офицеров. Помню, Грета, под аккомпанемент на рояле Игоря Левченко, чудесно исполнила: «Как хороши, как свежи были розы…» Мы с А.Федяевым и В.Михайловым спели песню «Ангара». В.Шулепов вдохновенно прочитал свои прекрасные стихи. Состоялись и другие выступления, всех не помню. Работал буфет, и торговали наши сувенирные лавки. Были и танцы до упаду. Вечер всем понравился, и Иголкин В.Г. объявил мне благодарность за организацию вечера.
Димка Абрамов приехал в Академию уже женатым человеком, а мы с Витькой Михайловым продолжали холостяковать. Жили мы в общежитии Академии в Черемушках вместе с Колей Валягиным и Толей Федяевым. Однажды, в апреле 1959 года, мы с Виктором привели женщин в общежитие. Вернее, мы приводили их часто, но в этот раз, как назло, приехал дежурный по Академии с проверкой и застал посторонних в нашей комнате. На его требование увести женщин из общежития мы безропотно согласились, думая, что он сразу уедет. А сами закрыли дверь на ключ, потушили свет, создав видимость, будто мы ушли. Но дежурный терпеливо ждал и через некоторое время вновь подошел к нашей двери. Поскольку он долго и настойчиво стучал, мы, в конце концов, вынуждены были открыть. В результате дежурный майор выпроводил нас провожать подруг, а на следующий день доложил руководству о происшествии. В 8.40 утра мы были, как всегда, на построении курса перед началом занятий. Иголкин вывел меня с Михайловым из строя, накричал на нас и заявил, что пока он будет начальником курса – не учиться нам в Академии. Через пару дней нас вместе с начальником курса вызвал к себе начальник факультета генерал-майор Полканов Н.И. и сделал нам хороший нагоняй. Но при этом в нашем присутствии сказал Иголкину: «Метод хирургического вмешательства, примененный вами на курсе, себя не оправдал, поэтому мы оставим этих товарищей продолжать учебу». Но на этом мои дисциплинарные мытарства не закончились. Поскольку я являлся кандидатом в члены КПСС, мой вопрос был рассмотрен на партийном собрании курса. Пропесочили меня очень прилично и вынесли решение: объявить строгий выговор без занесения в учетную карточку. С этим решением партсобрания Иголкин не согласился, заявив, что Дорофееву не место в партии, и написал заявление в политотдел Академии. Видимо, Иголкин был очень обижен на то, что начальник факультета не поддержал его решения об исключении нас из академии. Политотдел ВВИА имени Н.Е.Жуковского быстро рассмотрел мой вопрос и исключил меня из партии, но так как собрание курса приняло другое решение, то мое персональное дело поступило на рассмотрение партийной комиссии Главного политуправления (Главпур) СА и ВМФ. И вот в конце мая вызывает меня Иголкин и говорит: «Садись в мою машину – поедем в Главпур!» Партийная комиссия Главпура очень детально и въедливо рассматривала мой вопрос. Как говорится, «отутюжили» меня «до мозга костей», потом попросили выйти, а Иголкина оставили. Через 15-20 минут Валентин Григорьевич вылетел пулей из помещения, красный, как рак, и уже обратно на машине меня не повез. А меня снова вызвали в комнату заседания парткомиссии и ознакомили с решением: «Объявить строгий выговор с занесением в учетную карточку». Так я получил взыскание от Главпура, которое фигурировало у меня в Личном деле. Далее продолжалась учеба, были стажировка и дипломное проектирование. Так получилось, что в день защиты мною дипломного проекта меня вызвали в Главпур для снятия взыскания. Когда я приехал в этот партийный орган в парадной форме, данное обстоятельство несколько насторожило вершителей партийных судеб, и мне был задан вопрос, почему я так торжественно одет? Я ответил, что час назад защитил свой дипломный проект на «отлично». Меня поздравили, сняли взыскание и посоветовали поскорее жениться. На последнее пожелание я ответил, что в ближайшее время планирую это сделать. И действительно, 26 августа 1960 года я женился на Любови Владимировне Назаровой, ставшей Дорофеевой. А еще в июне месяце меня приняли из кандидатов в члены партии. Рекомендации мне дали коммунисты Олейников Н.М., Мировицкий А.П. и Пронин В.М.
Диплом я должен был получить с «отличием», так как у меня было всего семь четверок, а остальные пятерки. Перед дипломным проектированием Иголкин В.Г. объявил меня среди первых кандидатов на «красные корочки». Но опять меня подвела моя безалаберность, напоминаю об этом еще раз. На поверку оказалось, что еще на первом курсе я сдал экзамен по черчению на «удовлетворительно», а эта оценка шла в диплом. Я мог десять раз пересдать экзамен по этой дисциплине, но отнесся к этому вопросу наплевательски. Кстати, оценку эту поставила мне мать Голубкова Л.А., будучи преподавателем Академии. Но я зла на нее не держу, а тем более на Льва, которого очень уважаю. Во всем виноват я сам.
Учитывая, что я учился в Академии на двух потоках, и у меня было два начальника курса, я могу их сравнить между собой. И сравнение это будет, увы, явно не в пользу Иголкина В.Г.
Борис Александрович Долгин являлся душой курса. Он переживал и болел за каждого, особенно в учебе, помогая советом и делом. Ни один экзамен он не пропускал, стараясь помочь слушателям и даже «давя» на преподавателей. И результаты его работы оказались блестящими: шесть человек закончили Академию с золотой медалью, наверное, четверть слушателей получила диплом с «отличием». Этот коллектив практически никого не потерял по неуспеваемости. В спорте курс был лучшим в академии и завоевал навечно переходящий приз ВВИА имени профессора Н.Е.Жуковского.
По распределению я попал в Дальнюю авиацию, в город Прилуки Черниговской области. Там я прослужил с 1960 по ноябрь 1966 года. В Прилуки мы попали вместе с прекрасным, большой души человеком – Иваном Андреевичем Мирским. Служба у меня в этой воинской части сложилась хорошо: окружен я был высоким вниманием, неоднократно избирался секретарем партийной организации бригады и членом парткома части, являлся также секретарем бюро по рационализаторской работе. У нас сложилась хорошая компания из пяти семей. И все праздники мы отмечали вместе. После застолья вечером часто ходили по городку и пели песни. А наутро командир части обычно говорил: «Опять эти «рязанцы» не давали спать». У нас «рязанцами» называли прилетевшие из этого края экипажи самолетов Ту-16, с которыми мы тесно взаимодействовали.
В январе 1965 года меня вечером вызвали в штаб на беседу. Оказалось, что пришла разнарядка с указанием выделить одного человека для откомандирования в госпиталь с целью проверки состояния здоровья на предмет пригодности для поступления в отряд космонавтов. Я был тогда изящным, небольшого роста и потому подходил по всем параметрам под требования, предъявлявшиеся к кандидатам в космонавты. Всё проходило под грифом строгой секретности, и потому с меня взяли подписку о неразглашении полученных сведений. Даже моя жена не знала, зачем я еду в госпиталь в Винницу, но очень удивилась, что к купленным ею шестью бутылкам пива (очень люблю этот пенный напиток, а в Прилуках он являлся тогда большим дефицитом) я даже не притронулся. Три недели я пробыл в госпитале, в том числе в праздник 8 марта находился там. А запомнил я эту дату по концерту, который прекрасно вел Марк Бернес. В группе нас было восемь человек, но, к сожалению, ни один не прошел в отряд космонавтов. Меня забраковали по астигматизму глаз, хотя я до сих пор читаю без очков и вообще таковыми не пользуюсь. Правда, жена теперь, просмотрев все фильмы про космонавтов, говорит, как хорошо, что я не попал в отряд. Так уж водится: что ни делается – всё к лучшему.
В 1966 году произошло сокращение штатов, и, хотя моя должность оставалась, я предпринял все меры к переводу в Москву. Благо, что моя жена Любовь Владимировна сохранила московскую прописку. Весь свой очередной отпуск посвятил этому вопросу. Ездил и в Раменское, и в Жуковский, и по Москве, бегал по заводам, стремясь связать свою дальнейшую судьбу с военпредовской службой. Вышел на контакт с Теркиным Е.В. и Бастрыкиным М.С. – они служили тогда в заказывающем 5-м Управлении ВВС. Но мои однокурсники, кроме обещаний, ничего не сделали. А кардинально помог мне Николай Александрович Быхал: он взял мое личное дело и отнес его начальнику 4 отдела 5 управления ВВС Назарову В.М., видимо, с неплохим своим ходатайством. За это я Н.А.Быхалу по гроб жизни обязан, и вечная ему память. Назаров В.М. изучил мое личное дело и дал добро на назначение меня младшим военпредом в Московский институт электромеханики и автоматики (МИЭА). Приказ Главкома ВВС состоялся в конце ноября 1966 года, а в декабре я уже начал службу в новой должности, но не в МИЭА, а в Научно-исследовательском центре электронно-вычислительной техники (ранее назывался СКБ-25 НИЭМ). Этот научный центр стоял у истоков разработки бортовых цифровых вычислительных машин «Аргон-10», «Аргон-10М», «Аргон-15», «Ц-100» и других, которые установлены на современных боевых самолетах.
В 1968 году меня назначили на должность военпреда, поскольку я уже освоил свою специальность и технику, разработку которой курировал. По моему мнению, настоящим военпредом человек становится где-то на третий год работы. Помню, как однажды раздается звонок телефона в моем кабинете и мне представляется позвонивший: «Я доктор технических наук Ицхоки! Не могли бы Вы заказать мне пропуск?» Мы договорились о встрече на завтра. И в течение недели я обучал Якова Семеновича основам работы, идеологии построения, принципиальной схеме и конструкции БЦВМ «Аргон-15», которая тогда ставилась на самолеты Су-24 и Ту-142М. Как-то после занятий мы с моим именитым учеником разговорились по душам. Яков Семенович поинтересовался, какой факультет я оканчивал? Очень удивился, что не четвертый. Но мы сошлись на мнении о том, что наша Альма-Матер дает настолько фундаментальные, глубокие знания, что ее выпускнику под силу разобраться в любых сложнейших вопросах быстро развивающейся техники.
В институте я сдал кандидатский минимум, и главный конструктор «Аргона-15» Алевтина Ивановна Савина сказала мне: «Бери для кандидатской диссертации любой вопрос, тем более что ты у нас много «наследил». Но моя безалаберность и здесь меня подвела: кандидатскую я бросил на самотек и не занимался вплотную этим вопросом, тем более что мне предложили перебраться в центральный аппарат ВВС.
В марте 1973 года я был назначен на должность старшего инженера 4 отдела 5 Управления ВВС. По долгу своей сужбы я осуществлял контроль за разработками бортовых цифровых вычислительных машин (БЦВМ) и прицельно-навигационных комплексов (ПРНК) летательных аппаратов. Авторитет был у меня довольно приличный и в промышленности, и в аппарате Минобороны, и в научно-исследовательских институтах МО. Помню, по докладу посла СССР в США Добрынина о перспективах развития вычислительной техники в Соединенных Штатах Америки нам вместе с Владимиром Ивановичем Кибкало (из 30 ЦНИИ МО) пришлось составлять проект доклада заместителя Главкома ВВС генерал-полковника Мишука М.Н. в Военно-промышленный комитет (ВПК) президиума Совета Министров СССР. Работал я и в экспертной комиссии ВПК по наведению порядка с разработками БЦВМ. Дело в том, что разработчики этой техники вкладывали в бортовые машины каждый свой язык общения, и потому БЦВМ оказывались не совместимыми друг с другом. По партийной линии я был практически бессменным секретарем парторганизации отдела.
В январе 1977 года Назарова В.М. уволили со службы по возрасту и назначили начальником отдела Теркина Е.В. Евгений Васильевич предложил должность своего зама мне, а также поручил разработать предложения по распределению предприятий за сотрудниками отдела. Произведенную мною расстановку сил он одобрил и сказал: «Жди приказ о назначении!» Но Теркин Е.В. не довел этот вопрос до конца, уступив мнению нашего начальника управления генерал-лейтенанта Григорьева Н.И. В результате на эту должность назначили Цыркова И.М., как все мы его называли, - «Ивана-болвана». Я обиделся на такое к себе отношение и потому сразу же согласился на предложение нашего однокурсника Осипова Л.И. пойти к нему замом, хотя Теркин Е.В., Григорьев Н.И. и Симаков П.М. меня уговаривали этого не делать. В мае 1977 года я был назначен на должность заместителя начальника отдела контроля за работой военных представительств ВВС. В течение моей работы этот отдел был преобразован в Службу контроля и кадров военных представительств ВВС. Начальником этой Службы я был назначен в 1990 году.
В марте 2005 года исполнилось 35 лет со времени образования органов контроля военных представительств Министерства обороны. К указанной дате нашей Службой была выпущена книга по этому поводу, где отражена, в том числе, и моя деятельность. Хотелось бы отметить, что благодаря работе в этой Службе мне удалось побывать и на Дальнем Востоке, и на Западе, и на Севере, и на Юге нашей необъятной Родины. В Военно-воздушных силах имелось 550 военных представительств, в которых работало семь тысяч офицеров, пятьсот прапорщиков и семь тысяч служащих. Вот такой армией мне пришлось командовать. Военные представительства располагались от Арсеньева на Востоке до Калининграда на Западе, от Северодвинска на Севере до Алма-Аты на Юге. Я награжден двумя орденами: «За службу Родине в Вооруженных Силах» III степени и «Почета», а также 12 медалями. Продолжаю трудиться в ВВС, за что в 2002 году приказом начальника вооружения ВС награжден знаком отличия военнослужащих военных представительств МО РФ». В 2004 году мне вручен нагрудный знак «Ветеран Военно-воздушных сил СССР и РФ». 30 декабря 2004 года Главнокомандующий ВВС России генерал-армии В.С.Михайлов вручил мне нагрудный знак «За заслуги перед Военно-Воздушными Силами России».
Однажды на встрече в Казани с Борейко А.И. и Ахметшиным Н.С. мудрый татарин Нил Салихович сказал мне: «Пьер, делай добро людям, и оно окупится». Должен сказать, что всю свою жизнь я старался делать добро и никому не причинял пакостей. За свою службу я помог, в том числе, и многим нашим однокашникам: Ахметшину Н.С., Борейко А.И., Пулькину И.А., Михайлову В.Н., Федяеву А.В., Смирнову Г.М., Здановичу В.А., Иголкину В.Г., Голубкову Л.А., Ижогину Ю.Н., Миронкину Е.Н. Очень сожалею, что ничем не смог посодействовать Абрамову Д.В. и Туманову А.И., но так получилось, что когда я поднялся по командной стезе, они уже закончили службу.
Я искренне рад нашим встречам и ценю всех однокурсников как первого, так и второго моего этапа обучения, горжусь их успехами и теми высотами, которых они достигли. Мое мнение: в годы нашего поступления в Академию в армию шла элита общества во всех отношениях, чего не могу сказать о нынешнем времени
Диплом я должен был получить с «отличием», так как у меня было всего семь четверок, а остальные пятерки. Перед дипломным проектированием Иголкин В.Г. объявил меня среди первых кандидатов на «красные корочки». Но опять меня подвела моя безалаберность, напоминаю об этом еще раз. На поверку оказалось, что еще на первом курсе я сдал экзамен по черчению на «удовлетворительно», а эта оценка шла в диплом. Я мог десять раз пересдать экзамен по этой дисциплине, но отнесся к этому вопросу наплевательски. Кстати, оценку эту поставила мне мать Голубкова Л.А., будучи преподавателем Академии. Но я зла на нее не держу, а тем более на Льва, которого очень уважаю. Во всем виноват я сам.
Учитывая, что я учился в Академии на двух потоках, и у меня было два начальника курса, я могу их сравнить между собой. И сравнение это будет, увы, явно не в пользу Иголкина В.Г.
Борис Александрович Долгин являлся душой курса. Он переживал и болел за каждого, особенно в учебе, помогая советом и делом. Ни один экзамен он не пропускал, стараясь помочь слушателям и даже «давя» на преподавателей. И результаты его работы оказались блестящими: шесть человек закончили Академию с золотой медалью, наверное, четверть слушателей получила диплом с «отличием». Этот коллектив практически никого не потерял по неуспеваемости. В спорте курс был лучшим в академии и завоевал навечно переходящий приз ВВИА имени профессора Н.Е.Жуковского.
По распределению я попал в Дальнюю авиацию, в город Прилуки Черниговской области. Там я прослужил с 1960 по ноябрь 1966 года. В Прилуки мы попали вместе с прекрасным, большой души человеком – Иваном Андреевичем Мирским. Служба у меня в этой воинской части сложилась хорошо: окружен я был высоким вниманием, неоднократно избирался секретарем партийной организации бригады и членом парткома части, являлся также секретарем бюро по рационализаторской работе. У нас сложилась хорошая компания из пяти семей. И все праздники мы отмечали вместе. После застолья вечером часто ходили по городку и пели песни. А наутро командир части обычно говорил: «Опять эти «рязанцы» не давали спать». У нас «рязанцами» называли прилетевшие из этого края экипажи самолетов Ту-16, с которыми мы тесно взаимодействовали.
В январе 1965 года меня вечером вызвали в штаб на беседу. Оказалось, что пришла разнарядка с указанием выделить одного человека для откомандирования в госпиталь с целью проверки состояния здоровья на предмет пригодности для поступления в отряд космонавтов. Я был тогда изящным, небольшого роста и потому подходил по всем параметрам под требования, предъявлявшиеся к кандидатам в космонавты. Всё проходило под грифом строгой секретности, и потому с меня взяли подписку о неразглашении полученных сведений. Даже моя жена не знала, зачем я еду в госпиталь в Винницу, но очень удивилась, что к купленным ею шестью бутылкам пива (очень люблю этот пенный напиток, а в Прилуках он являлся тогда большим дефицитом) я даже не притронулся. Три недели я пробыл в госпитале, в том числе в праздник 8 марта находился там. А запомнил я эту дату по концерту, который прекрасно вел Марк Бернес. В группе нас было восемь человек, но, к сожалению, ни один не прошел в отряд космонавтов. Меня забраковали по астигматизму глаз, хотя я до сих пор читаю без очков и вообще таковыми не пользуюсь. Правда, жена теперь, просмотрев все фильмы про космонавтов, говорит, как хорошо, что я не попал в отряд. Так уж водится: что ни делается – всё к лучшему.
В 1966 году произошло сокращение штатов, и, хотя моя должность оставалась, я предпринял все меры к переводу в Москву. Благо, что моя жена Любовь Владимировна сохранила московскую прописку. Весь свой очередной отпуск посвятил этому вопросу. Ездил и в Раменское, и в Жуковский, и по Москве, бегал по заводам, стремясь связать свою дальнейшую судьбу с военпредовской службой. Вышел на контакт с Теркиным Е.В. и Бастрыкиным М.С. – они служили тогда в заказывающем 5-м Управлении ВВС. Но мои однокурсники, кроме обещаний, ничего не сделали. А кардинально помог мне Николай Александрович Быхал: он взял мое личное дело и отнес его начальнику 4 отдела 5 управления ВВС Назарову В.М., видимо, с неплохим своим ходатайством. За это я Н.А.Быхалу по гроб жизни обязан, и вечная ему память. Назаров В.М. изучил мое личное дело и дал добро на назначение меня младшим военпредом в Московский институт электромеханики и автоматики (МИЭА). Приказ Главкома ВВС состоялся в конце ноября 1966 года, а в декабре я уже начал службу в новой должности, но не в МИЭА, а в Научно-исследовательском центре электронно-вычислительной техники (ранее назывался СКБ-25 НИЭМ). Этот научный центр стоял у истоков разработки бортовых цифровых вычислительных машин «Аргон-10», «Аргон-10М», «Аргон-15», «Ц-100» и других, которые установлены на современных боевых самолетах.
В 1968 году меня назначили на должность военпреда, поскольку я уже освоил свою специальность и технику, разработку которой курировал. По моему мнению, настоящим военпредом человек становится где-то на третий год работы. Помню, как однажды раздается звонок телефона в моем кабинете и мне представляется позвонивший: «Я доктор технических наук Ицхоки! Не могли бы Вы заказать мне пропуск?» Мы договорились о встрече на завтра. И в течение недели я обучал Якова Семеновича основам работы, идеологии построения, принципиальной схеме и конструкции БЦВМ «Аргон-15», которая тогда ставилась на самолеты Су-24 и Ту-142М. Как-то после занятий мы с моим именитым учеником разговорились по душам. Яков Семенович поинтересовался, какой факультет я оканчивал? Очень удивился, что не четвертый. Но мы сошлись на мнении о том, что наша Альма-Матер дает настолько фундаментальные, глубокие знания, что ее выпускнику под силу разобраться в любых сложнейших вопросах быстро развивающейся техники.
В институте я сдал кандидатский минимум, и главный конструктор «Аргона-15» Алевтина Ивановна Савина сказала мне: «Бери для кандидатской диссертации любой вопрос, тем более что ты у нас много «наследил». Но моя безалаберность и здесь меня подвела: кандидатскую я бросил на самотек и не занимался вплотную этим вопросом, тем более что мне предложили перебраться в центральный аппарат ВВС.
В марте 1973 года я был назначен на должность старшего инженера 4 отдела 5 Управления ВВС. По долгу своей сужбы я осуществлял контроль за разработками бортовых цифровых вычислительных машин (БЦВМ) и прицельно-навигационных комплексов (ПРНК) летательных аппаратов. Авторитет был у меня довольно приличный и в промышленности, и в аппарате Минобороны, и в научно-исследовательских институтах МО. Помню, по докладу посла СССР в США Добрынина о перспективах развития вычислительной техники в Соединенных Штатах Америки нам вместе с Владимиром Ивановичем Кибкало (из 30 ЦНИИ МО) пришлось составлять проект доклада заместителя Главкома ВВС генерал-полковника Мишука М.Н. в Военно-промышленный комитет (ВПК) президиума Совета Министров СССР. Работал я и в экспертной комиссии ВПК по наведению порядка с разработками БЦВМ. Дело в том, что разработчики этой техники вкладывали в бортовые машины каждый свой язык общения, и потому БЦВМ оказывались не совместимыми друг с другом. По партийной линии я был практически бессменным секретарем парторганизации отдела.
В январе 1977 года Назарова В.М. уволили со службы по возрасту и назначили начальником отдела Теркина Е.В. Евгений Васильевич предложил должность своего зама мне, а также поручил разработать предложения по распределению предприятий за сотрудниками отдела. Произведенную мною расстановку сил он одобрил и сказал: «Жди приказ о назначении!» Но Теркин Е.В. не довел этот вопрос до конца, уступив мнению нашего начальника управления генерал-лейтенанта Григорьева Н.И. В результате на эту должность назначили Цыркова И.М., как все мы его называли, - «Ивана-болвана». Я обиделся на такое к себе отношение и потому сразу же согласился на предложение нашего однокурсника Осипова Л.И. пойти к нему замом, хотя Теркин Е.В., Григорьев Н.И. и Симаков П.М. меня уговаривали этого не делать. В мае 1977 года я был назначен на должность заместителя начальника отдела контроля за работой военных представительств ВВС. В течение моей работы этот отдел был преобразован в Службу контроля и кадров военных представительств ВВС. Начальником этой Службы я был назначен в 1990 году.
В марте 2005 года исполнилось 35 лет со времени образования органов контроля военных представительств Министерства обороны. К указанной дате нашей Службой была выпущена книга по этому поводу, где отражена, в том числе, и моя деятельность. Хотелось бы отметить, что благодаря работе в этой Службе мне удалось побывать и на Дальнем Востоке, и на Западе, и на Севере, и на Юге нашей необъятной Родины. В Военно-воздушных силах имелось 550 военных представительств, в которых работало семь тысяч офицеров, пятьсот прапорщиков и семь тысяч служащих. Вот такой армией мне пришлось командовать. Военные представительства располагались от Арсеньева на Востоке до Калининграда на Западе, от Северодвинска на Севере до Алма-Аты на Юге. Я награжден двумя орденами: «За службу Родине в Вооруженных Силах» III степени и «Почета», а также 12 медалями. Продолжаю трудиться в ВВС, за что в 2002 году приказом начальника вооружения ВС награжден знаком отличия военнослужащих военных представительств МО РФ». В 2004 году мне вручен нагрудный знак «Ветеран Военно-воздушных сил СССР и РФ». 30 декабря 2004 года Главнокомандующий ВВС России генерал-армии В.С.Михайлов вручил мне нагрудный знак «За заслуги перед Военно-Воздушными Силами России».
Однажды на встрече в Казани с Борейко А.И. и Ахметшиным Н.С. мудрый татарин Нил Салихович сказал мне: «Пьер, делай добро людям, и оно окупится». Должен сказать, что всю свою жизнь я старался делать добро и никому не причинял пакостей. За свою службу я помог, в том числе, и многим нашим однокашникам: Ахметшину Н.С., Борейко А.И., Пулькину И.А., Михайлову В.Н., Федяеву А.В., Смирнову Г.М., Здановичу В.А., Иголкину В.Г., Голубкову Л.А., Ижогину Ю.Н., Миронкину Е.Н. Очень сожалею, что ничем не смог посодействовать Абрамову Д.В. и Туманову А.И., но так получилось, что когда я поднялся по командной стезе, они уже закончили службу.
Я искренне рад нашим встречам и ценю всех однокурсников как первого, так и второго моего этапа обучения, горжусь их успехами и теми высотами, которых они достигли. Мое мнение: в годы нашего поступления в Академию в армию шла элита общества во всех отношениях, чего не могу сказать о нынешнем времени