ВВИА имени Жуковского

о встречах с Первыми в освоении Космоса

После окончания 3-го факультета Военно-Воздушной инженерной ака­демии имени профессора Н.Е. Жуковского я получил назначение в авиаци­онный полк. Однако, в том же 1960 году, в связи с сокращением авиасоеди­нений, был демобилизован из Вооружённых сил. Случайная встреча с бывшим военпредом Жестовским Н.И. решила мою трудовую судьбу. По его рекомендации меня приняли на работу в от­дельную стендовую лабораторию в НИИ-885 (впоследствии mщ АП), под­чинявшуюся Главному Конструктору по системе управления (СУ) ракет Н.А. Пилюгину. Коллектив лаборатории занимался в то время испытаниями, как тогда говорили в целях секретности, «изделий» Р7 и Р9. Под такими услов­ными шифрами значились две новые межконтинентальные баллистические ракеты советской разработки.

Ещё во время учёбы в ВВИА я стажировался в войсковой части на должности начальника машины автономных испытаний СУ ракеты 8ЖЗ 8 (Р2) и участвовал в подготовке и пуске этой ракеты. Знания, полученные в Академии, особенно на кафедре А.А Красовского, где я делал диплом по те­ме СУ ракеты для истребителя МиГ -21, и на кафедре И.М. Синдеева, где мы изучали аппаратуру СУ баллистической ракеты Р2, помогли мне быстро ос­воить созданную в НИИ-885 систему управления знаменитой сегодня «се­мерки» (Р7), использовавшейся для запусков космической техники.

В январе 1961 года я был направлен в в/ч 11284 (сегодня это космо­дром «Байконур») для испытаний изделий 8К72-ЗКА (Р7). В это время я ещё не знал, что мне придётся участвовать в подготовке и пуске ракеты с первым космонавтом земли Ю.А. Гагариным и впервые удастся увидеть Главного конструктора ОКБ-l С.П. Королёва, которого у нас называли коротко: СП.

ДЛЯ отработки ракетного комплекса Р7 и космического корабля «Вос­ток» были подготовлены и 9-го и 25-го марта 1961 года проведены успешные запуски двух кораблей ЗКА с собаками и с увешанным датчиками: манеке­ном, прозванным в народе «Иваном Ивановичем».

Интересно отметить, что за несколько дней до запуска второго из этих кораблей я с бригадой наших испытателей проводил на ракете-носителе (РН) с помощью низкочастотного генератора (НГПК) проверку динамических па­раметров автомата стабилизации (АС) по фигурам Лиссажу, методику кото­рой изучал в ВВИА на кафедре приборов у преподавателя Г.О. Фридлендера. Но не в этом суть. Как раз во время данной работы в зал монтажно­испытательного корпуса (МИКа) вошли шесть молодых офицеров в авиаци­онной форме и небольшого роста плотно сбитый гражданский товарищ. Став спиной к ракете, последний стал что-то объяснять военным. Возникшее лю­бопытство толкнуло нас подойти поближе к этой группе. Неожиданно чело­век в гражданском обернулся к нам и начал всех отчитывать за нетактичный поступок. Особенно досталось мне. Увидев у меня на пиджаке военный «по­плавок», он сказал, что я, видимо, забыл устав, по которому на присутствие или участие необходимо получить разрешение начальства. Пристыженные, все вернулись на свои рабочие места. Чуть позже мы с удивлением узнали, что этот «гражданский» как раз и был Сергеем Павловичем Королёвым. . Главный Конструктор знакомил будущих космонавтов с ракетой, на которой им предстояло лететь в космос. Конечно, мы тут же обменялись между собой возникшими у нас впечатлениями об увиденном. Оказалось, что всем нам больше всего понравился своим открытым, по-мальчишески жизнерадост­ным выражением лица, стоявший вторым слева старший лейтенант. Как ока­залось, это и был Юрий Алексеевич Гагарин.

С 26-го марта до 9-го апреля 1961 года были проведены испытания ра­кеты, предназначенной для запуска в космос корабля «Восток» уже с космо­навтом на борту. Для надёжности проводились проверки с тройным контро­лем: представителями войсковой части, промышленности и военной приём­ки, причём с персональной записью в бортовом журнале каждой операции. 10-го апреля, после установки ракеты на стартовый стол, прошли заключи­тельные генеральные комплексные испытания, положительные результаты которых позволили Государственной комиссии принять решение о запуске космического корабля с человеком на борту.

И вот наступил день, известный теперь всему миру, - 12 апреля 1961 года. Рано утром все испытатели приехали на старт, спустились в пультовую подземного бункера и заняли свои рабочие места. Моё место находилось за пультом тренировки электролитических интеграторов и ввода полётного за­дания, определявшего время работы ракетных двигателей. После про ведения этой работы, за 15 минут до пуска, в пультовой появились Королёв с.п. И Пилюгин Н.А. К перископам бункера встали заместитель Главного конструк­тора по испытаниям Воскресенский Л.А. и начальник Управления полигона полковник Кириллов А.С.

Начался набор стартовой готовности на пультах нашей аппаратуры.

После доклада майора Чекунова о готовности к пуску прозвучали команды Кириллова: «Ключ на старт», «Ключ на дренаж», которые включили борто­вое питание и закрыли дренажные клапаны ракеты.

По его команде: «Пуск» заработала автоматика системы управления по запуску двигателей центрального и боковых блоков. На нашем пусковом пульте стали последовательно загораться транспаранты: «Зажигание», «Предварительная», «Промежуточная», «Главная», после которых, несмотря на большую глубину залегания бункера, в нём начался такой гул, что заходи­ли цементные плиты под ногами. Затем загорелся транспарант «Подъём», и ракета оторвал ась от стола, а мы, военные и гражданские испытатели, вы­полнив свою задачу, гурьбой бросились по лестнице наверх, чтобы посмот­реть взлёт ракеты.

Стояла отличная солнечная погода. Высоко в небе было видно пять яр­ких точек от работавших двигателей улетавшей ракеты. Недалеко я увидел Инну Ростокину, единственную женщину, допущенную Королёвым для работы на старте. В глазах у неё стояли слезы - видно сказались переживания за успешность технических испытаний последних дней.

Стартовый стол был непривычно пустым, над ним только клубилась пыль, поднятая запуском ракетных двигателей. Когда стало известно, что ко­рабль с космонавтом Ю.А.Гагариным отделился от носителя и вышел на ор­биту, нас на автобусе отвезли на техническую позицию (ТП), где мы собра­лись возле штаба.

Около полудня из открытого окна здания по радио прозвучало торже­ственное сообщение диктора Левитана о 108-ми минутном полете граждани­на СССР Юрия Алексеевича Гагарина вокруг Земли на корабле «Восток» и его благополучном приземлении.

В радостном настроении мы поспешили в гостиницу, где нас ждал стол, накрытый нашими товарищами - испытателями боевой ракеты Р9, с кон­сервной закуской и горячительным напитком «Кровавая Мэри» (томатная паста, разведенная спиртом, - иного не было, на полигоне царил «сухой за­кон»). «Испытания» за столом прошли без замечаний.

На следующий день все улетели в Москву, а меня руководство остави­ло выпускать отчёт по испытаниям СУ всех трёх ракет. В Москву я попал лишь 29 апреля, поэтому только по радионовостям мог судить о том, как ра­достно и восхищённо столица встречала первого космонавта Земли.

Следом за Гагариным, в течение следующих двух лет, Космос штурмо­вали и другие участники из той шестёрки молодых офицеров, которых Коро­лёв в зале МИКа знакомил с РН - с «боевым конём», вынесшим их в косми­ческую высь.

В последующем, понимая, что для дальнейшей работы в космосе нуж­ны будут ещё и инженерные знания, космонавты во главе с Гагариным Ю.А. поступили и окончили наш 3-ий факультет ВВИА имени профессора Н.Е.Жуковского.

Долгая дорога к Луне

После возвращения в Москву меня вызвал начальник отдела и предло­жил возглавить группу по сборке и отработке стенда испытаний системы управления (СУ) разработанной С.П. Королёвым 6-ти ступенчатой ракеты 8К78-Е6. Эта ракета должна была доставить к Луне автоматическую станцию и осуществить её мягкую посадку для получения достоверных данных о структуре поверхности естественного спутника Земли.

При создании СУ данной ракеты нашим Главным было принято реше­ние сосредоточить командную и управляющую аппаратуру компактно в виде отдельного контейнера И100.

Выполняя жесткие требования Королёва по уменьшению веса всех сис­тем ракеты, Пилюгин создал специальную лабораторию по разработке ко­мандного прибора на базе поплавковых гироскопов, обладавших меньшим весом и хорошей точностью, что позволило ему сосредоточить в своих руках всю систему управления ракеты-носителя в целом.

Одновременно под руководством Пилюгина Н.А. взамен тяжёлых ана­логовых систем регулирования кажущейся скорости (РКС) и автомата управ­ления дальностью (АУД) были впервые разработаны и применены лёгкие и более точные системы, выполненные на основе электронной счётно­решающей аппаратуры, положившие начало использованию ЭВМ в ракетно­космической технике.

К 1963 году напряжённая работа на нашем стенде и в контрольно­испытательной станции (КИС) ОКБ-1, подчас без выходных дней и в 2-3 смены, обеспечила начало летных испытаний. С первым пуском, состояв­шемся 4 января 1963 года, началась долгая дорога к Луне. Большое количест­во смежных систем, сложность их взаимодействия, новизна многих конст­рукторских решений создали огромные технические и организационные трудности в осуществлении Лунного проекта. В течение трёх лет проводи­лись сложнейшие испытания на стенде, в КИСе и на полигоне, подготовка и выполнение пусков, а также, увы, работа в аварийных комиссиях.

13 пусков и 12 аварий - вот тот тернистый путь, по которому пришлось пройти, прежде чем 3 февраля 1966 года были получены снимки лунной поверхности с места посадки станции «Луна 9». Об этом подробно рассказал в своей многотомной книге «Ракеты и люди» заместитель Главного конст­руктора (Королёва С.П.) Черток Б.Е.

Вернусь, однако, назад, к началу пути. В течение 1963 г. было три ава­рийных запуска ракеты-носителя Е6: из-за невключения двигательной уста­новки (ДУ) 4-0Й ступени, вследствие заводской ошибки при угловой уста­новке стабилизатора курса и тангажа (СКТ) в приборе И100 и по причине от­каза системы астронавигации (САН). По результатам исследования причин неудач были проведены доработки в аппаратуре СУ нашей фирмы и у смеж­ников.

Одновременно с Лунной программой мне пришлось участвовать в ра­ботах по запускам на «семёрке» спутников-разведчиков «Зенит», метеоспут­ников «Метеор», научных спутников «Электрон», а также истребителей спутников (ИС) разработки Главного конструктора В.Н. Челомея.

В июле 1963 года произошла авария первой ступени ракеты Р7 из-за выключения двигателя одного из боковых блоков. Ракета упала на старт и вывела его из строя. По данным телеметрии причиной аварии стало нештат­ное обесточивание СУ бокового блока. Аварийная комиссия направила меня и нашего военпреда капитана Рожина Н.Н. в Ленинград на завод «Красная Заря» для исследования причин отказа дистанционного переключателя пита­ния ДП-l О, приведшего к аварии. И опять я добрым словом вспомнил свою академию. Знания, полученные на лекциях полковника Нагорского, помогли мне в процессе исследования выявить возможность отказа ДП -1О при опре­деленных частотах и амплитудах вибро- и ударных нагрузок. Нами было предложено блокировать включенный ДП-l О, и запуски ракеты Р7 были про­должены.

В сентябре 1963 года приказом Пилюгина Н.А. я был назначен началь­ником лаборатории. Теперь мне пришлось принимать участие в испытаниях всех типов «семёрки», в том числе и в запусках кораблей на Марс, Венеру, спутника телесвязи «Молния» и Космического корабля с экипажем на борту.

В 1964 году произошли два аварийных лунных пуска, и потому остро встал вопрос о работоспособности электромашинного преобразователя тока ПТ500 разработки Главного конструктора ВНИИЭМ Иосифьяна А.Г.  Хотя, по мнению разработчика, в этом были виноваты потребители энергии СУ конструкции Пилюгина.

Были проведены многомесячные электроиспытания на стенде СУ с участием военпреда капитана Ларина И.Д. и представителя ГУКОСа майора Панченко Е.И. При организации этих испытаний я не раз обращался за по­мощью к лекциям майора Г. Панасюка. Но, несмотря на все наши усилия, од­нозначного ответа испытания не дали. Для контроля за работой ПТ500 в по­лете нашим Главным было принято решение о введении дополнительного те­леметрического датчика, а для подтверждения работоспособности аппарату­ры СУ вводилась вибропроверка контейнера Иl 00 во время наземных ком­плексных испытаний.

В октябре 1964 года и марте 1965 года мне довелось участвовать в вы­ведении на орбиту корабля «Восход-l» с экипажем из трёх космонавтов, ко­мандиром которого был выпускник 2-го факультета ВВИА Комаров В.М., и корабля «Восход-2», на котором был впервые осуществлен выход космонавта Леонова А. в открытый космос.

Неудачный пуск ракеты Е6 в марте 1965 года снова заставил вернуться к проблеме преобразователя тока ПТ500. На этот раз по результатам анализа телеметрических данных нам стало ясно, что в аварии виноват именно при­бор ПТ500. ДЛЯ подтверждения нашей версии о самоторможении ПТ500 на заводе было изготовлено придуманное нами специальное тормозное устрой­ство (вот когда пригодились черчение и начертательная геометрия!), исполь­зование которого позволило полностью воспроизвести полётную картину аварии. Но Иосифьян продолжал упорствовать. Чтобы не подогревать «вой­ну» с ВНИИЭМ Пилюгин принял решение о замене ПТ500 на два ПТ200, и больше вопросов по питанию переменным током не возникало.

В апреле 1965 года после неудачного пуска ракеты 8К78-Е6, вызванно­го отказом двигательной установки третьей ступени (блок «И»), была создана аварийная комиссия. Участвуя в её работе, я с благодарностью вспоминал подполковника Майзеля из академии Жуковского, который дал нам знания основных характеристик реактивных двигателей, что помогло мне в совмест­ной с двигателистами работе отстоять невиновность нашей СУ в этой аварии.

Для срочной подготовки к пуску очередного изделия Е6 наша бригада была оставлена на полигоне. К ЗО-му апреля основные работы по испытани­ям на технической позиции (ТП) всех систем ракеты были успешно законче­ны. Исходя из данных астрономии, была назначена дата пуска на 9 мая 1965 года. На оставшееся время было принято решение вывезти экспедицию ис­пытателей в Москву на первомайские праздники. Рейсовых самолётов уже не было, и руководство испытаниями обратилось за помощью к Главкому ВВС. Утром зо-го апреля на аэродроме «Крайний» нас ждал военно-десантный са­молёт АН-10, салон которого после нашего размещения стал напоминать ка­раван -сарай. Но мы были рады и такому транспортному средству - летели -то мы домой, к своим родным и близким. Высококлассный экипаж поднял са­молёт в воздух. Прошло минут зо полёта, и народ начал привыкать к «де­сантному салону»: кто-то решил вздремнуть, другие надумали почитать, а какая-то часть пассажиров стала обсуждать результаты последних испыта­ний. И в это время по громкой связи лётчики передали сообщение из Моск­вы, что у одного из летевших с нами испытателей родился сын. Посыпались поздравления со всех сторон. Вслед за языками развязались командировоч­ные сумки, в которых «вдруг» оказался неизрасходованный до конца на про­мывку аппаратуры спирт. Отсутствовавшие столики тут же были заменены чемоданами, на которых гурьбой разместились кружки, стаканы и даже крышки от термосов, а также горка захваченных с собой бутербродов. Вот так на высоте 1О км мы отметили пополнение в семье нашего товарища.

Очередной пуск ракеты Е6 в мае 1965 года вновь заставил всех нервни­чать. Вроде бы сам пуск, назначенный на 9 мая, день Победы, прошёл удач­но, и меня вместе с начальником отдела радистов отправили самолётом с космического полигона в Симферополь на Научно-исследовательский поли­гон НИП-1О, откуда производилось радиоуправление полетом Е6. С нами ле­тел и Сергей Павлович Королёв. Видимо, вспомнив свою молодость, он поч­ти всё время полёта пробыл в кабине у лётчиков. Из-за плохой погоды в Симферополе наш самолёт посадили на военный аэродром города Саки. Вследствие этого сложилась такая ситуация, что мы опаздывали на сеанс коррекции орбиты. Тогда Королёв с командного пункта аэродрома связался с министром ГВФ и добился разрешения на вылет в Симферополь под свою ответственность. Лётчики в авиаотряде ОКБ-1 были первоклассные и, не­смотря на сильный дождь, мы нормально приземлились в столице Крыма. Машина полковника Бугаева, командира (НИП-10), привезла нас в часть за час до начала сеанса.

Из доклада местных телеметристов стало известно, что давление и тем­пература в отсеке И100 из-за разгерметизации упали до нуля. На вопрос Ко­ролёва, будет ли работать в этих нештатных условиях наш стабилизатор кур­са и тангажа (СКТ), я ответил положительно. Однако я не учёл, что времени, отведённого по программе на разогрев поплавков до 75°, может не хватить. Что и случилось на сеансе коррекции. Поплавки СКТ на режим не вышли, в результате чего не была обеспечена угловая стабилизация объекта.

СП резко отчитал меня и приказал по в/ч-связи вызвать из Москвы Пи­люгина. Вспомнив, что на полигоне мы с радистами неоднократно повторяли сеанс коррекции, я предложил прилетевшему Пилю гину увеличить время прогрева поплавков проведением повторного («ложного») сеанса коррекции перед посадкой на Луну. Главный внимательно выслушал меня, попросил оперативно подсчитать оставшийся запас электроэнергии в бортовой батарее и вышел с этим предложением к Королёву. После совместного обсуждения вопроса обоими Главными необходимое решение было принято. Однако в ходе подготовки к такому сеансу руководитель полёта, видно, не веря в ус­пех, стал высказываться против. Мои доводы на него не подействовали, и то­гда я решил доложить об этом Пилюгину, которого нашёл в кабинете Глав­ных. Там же находился и Королёв. Подойдя К Николаю Алексеевичу и на­клонившись к нему, я стал тихо рассказывать о своем споре с радистами. И тут услышал голос СП: «Коврижкин, говори громче, я «допущен». При­шлось громко повторить сказанное. Королёв вызвал своего заместителя Чер­тока Б.Е. и приказал прекратить всякие колебания и проводить намеченный сеанс. Решение оказалось верным - разогрев поплавков прошёл нормально.

Но несчастья наши на этом не кончились. На участке торможения отказала система астронавигации (САН) и произошла «жёсткая» посадка, Т.е. попро­сту станция разбилась о поверхность Луны.

Хотя «ложная» коррекция подтвердила работоспособность нашей ап­паратуры в экстремальных условиях, Королёв ещё не раз напоминал мне при случае об этой истории с СКТ.

В июне 1965 года проводилась подготовка на стартовой позиции девя­того запуска Е6. Пуск прошёл без замечаний. Четыре ступени РН отработали нормально, и Королёв дал команду вылететь в Симферополь на НИП-1 О. При проведении сеанса коррекции орбиты телеметрия зафиксировала, что ракет­ный двигатель проработал до последней капли топлива. Опираясь на знания работы радиопередатчика, полученные на курсе радиотехники, мне удалось доказать радистам, что в наш автомат управления дальностью из-за ошибки радиооператора не была передана поправка расчётного времени выдачи главной команды на выключение маршевого двигателя. Объект Е6 был уве­дён далеко в сторону от Луны. Когда будущие потомки возьмутся через многие сотни лет «чистить» Космос, они, возможно, найдут наш Лунник и по нему смогут судить об уровне техники середины 20-го века.

В сентябре 1965 года ракета 8К78-Е6 не ушла со старта. В процессе предстартовой подготовки произошло самопроизвольное разарретирование гироскопического датчика регулятора скорости (ДР С) блока «А» 1-0Й ступе­ни РН, разработанного Главным конструктором В.И.Кузнецовым. Получив об этом доклад оператора, Сергей Павлович, обращаясь к Пилюгину, спро­сил: «Николай, что будем делать?». Николай Алексеевич, подумав минуту, ответил: «Придется отменять пуск». И ракета пошла на «слив» топлива из баков. В гимне испытателей ракет есть такая строчка: «Эх, только б улетела, не дай нам Бог сливать». Этот нелюбимый всеми процесс в моей жизни про­изошёл впервые. После «слива» Пилюгин направил меня на техническую по­зицию в лабораторию гироскопии майора Богомолова. Там на макете ДРС, разбираясь с работой гироскопа со смещённым центром масс и вспоминая учебные лабораторные занятия на кафедре генерала Боднера В.А., я обнару­жил возможность нештатного срабатывания механизма арретира.

В Москве, у себя на стенде, я решил подробнее изучить этот вопрос.

Через несколько дней мы нашли то единственное положение разарретиро­ванного гироскопа, которое и приводит к нештатному его арретированию. Доложили Пилюгину, который тут же созвонился с Кузнецовым. И вот меня и моего сотрудника недоверчиво встречает начальник отдела разработки ДРС и его военпред. Они вскрывают принятый заказчиком прибор, а мы устанав­ливаем гироскоп в найденное нами положение. Включаем схему, и хозяева удивлённо раскрывают глаза: механизм, действительно, работает нештатно. Пришлось Кузнецову дорабатывать все свои приборы, летавшие до этого без изменений уже много лет.

4 октября 1965 года состоялся нормальный пуск ракеты. Рано утром следующего дня Лапыгин В.Л. (первый заместитель Пилюгина Н.А.) и я вы­летели на самолете Ил-14 из Москвы в Симферополь вместе с Королёвым, Келдышем и председателем Госкомиссии генералом Тюлиным. Оставили вещи в гостинице «Украина» и поехали на НИП-I0. Сеанс коррекции траек­тории прошёл по норме. И вот через два дня идёт сеанс торможения и посад­ки. Наши гироскопы раскручены и готовы принять стабилизацию объекта от САНа на себя. Но в этот момент САН теряет Землю и блокирует включение двигательной установки. Настроение у всех резко падает. Однако СП сумел сохранить внешнее спокойствие и уверенность в будущем пуске.

Несмотря на неудачу, Королёв С.П. вечером, для поднятия общего ду­шевного настроения, организовал в военной столовой небольшой приём. Ат­мосфера ужина была очень доброжелательная. Тосты перемежались с друже­скими подшучиваниями и рассказами весёлых историй. Для меня было от­крытием, что все эти Главные были простыми в своих отношениях людьми, хотя до этого в процессе работы я не раз наблюдал довольно жёсткие схватки между ними.

3 декабря 1965 года был произведён последний пуск ракеты с участием Королёва С.П. На полигоне в бункере 10-й  площадки за пультами собрались: начальник лаборатории полигона капитан Соколов в.г. (ставший впоследст­вии в звании генерал-лейтенанта Главным инженером ГУКОСа), оператор старший лейтенант Шумилин А.А. (будущий генерал и начальник полигона), заместитель С.П.Королёва -Шабаров Е.В., Ростокина И.А., Лапыгин В.Л. и я со своим сотрудником - капитан-лейтенантом запаса Ершовым В.Я. По 15-ти минутной готовности со старта приехали Королёв и начальник l-го управле­ния полигона полковник Кириллов. Идёт набор стартовой готовности. Есть команда «контакт подъема» (КП), и ракета взлетает. Как обычно Королёв, уже давно бросивший курить, просит сигарету и молча окутывается дымом.

Приходит телеинформация, что 4-я ступень отработала нормально, и Е6 летит к Луне. 4 декабря рано утром полным составом улетаем в Симферо­поль. Все уже устали от предыдущих аварий и надеются, что, наконец-то, по­везёт. Сеанс коррекции орбиты прошёл штатно. На начало участка торможения Лапыгин и я ушли из комнаты управления в телеметрическую пульто­вую, где в темпе приёма шла наша информация. Мы расположились за сто­лом с лентой, на которой печатались 126 дискретных параметров СУ.

За эти три года я научился легко читать данные с ленты и потому не­прерывно комментировал Лапыгину ход работы СУ по циклограмме полёта. До метки Т8 (команда на наддув мешков амортизатора автоматической лун­ной станции (АЛС)) параметры СУ по угловому положению объекта были в норме. За меткой Т8 ситуация резко изменилась. Наши параметры зафикси­ровали закрутку объекта Е6 по всем трём осям угловой стабилизации. Анали­зируя параметры силовой стабилизации нашего СКТ, я сумел рассчитать, что скорость вращения составила 12 градусов в секунду, которую мог вызвать только большой возмущающий момент.

На состоявшемся после этого заседании Госкомиссии царила неразбе­риха. Никто не понимал, почему произошла потеря угловой стабилизации. Опираясь на свои расчёты, я высказал мнение, что потеря стабилизации свя­зана с наддувом амортизатора станции. И тут же услышал от сердитого Ко­ролёва: «Коврижкин, не лезь в чужие дела, лучше занимайся своими гиро­скопами».

Последующие испытания, проведенные в ОКБ-1, подтвердили и уточ­нили мою версию. Сломавшийся при наддуве кронштейн лепестковой антен­ны проткнул амортизатор, что и вызвало появление возмущающего момента, с которым не справились ракетные двигатели малой тяги системы САН.

На следующий день в расстроенных чувствах все улетели в Москву.

Больше Королёва С.П. я уже не видел. 14 января 1966 года он ушёл из жизни. Это была невосполнимая потеря для всех. В Москве я узнал, что, стремясь сосредоточиться на полётах человека в Космос, ОКБ-1 подключило к теме Е6 завод имени Лавочкина во главе с Главным конструктором Бабакиным Г.Н.

31 января 1966 года была предпринята очередная, уже 13-я попытка посадить АЛС на Луну. Теперь работа проходила под руководством Бабаки­на. К этому времени на стартовой позиции была введена автоматическая ре­гулировка частоты нашего датчика РКС. Стартовав в штатном режиме, раке­та 8К78 точно вывела объект Е6 на орбиту полёта к Луне, и наша группа, как всегда, вылетела из Тюра-Тама в Симферополь. После выполнения успешно­го сеанса коррекции орбиты, на заседании Госкомиссии, Бабакин Г.Н., к на­шему удивлению, вдруг высказал сомнение в удачной посадке на Луну, со­славшись на якобы отрицательные результаты своих односторонних испыта­ний нашего датчика РКС. Тогда Лапыгин В.Л., обращаясь к Президенту Ака­демии Наук СССР Келдышу М.В, на большой школьной доске стал матема-тически описывать алгоритм работы и испытаний систем РКС и А У Д (регу­лирования скорости и управления дальностью полёта ракеты). Исписав всю доску уравнениями и подставив в конечный результат цифровые данные, он убедительно доказал высокую работоспособность наших систем, что было признано Госкомиссией.

И вот, 3-го февраля, в соответствии с программой полёта, начинается сеанс торможения и посадки. Как обычно, наше рабочее место находится в помещении у телеметристов. В пультовой стоит напряжённая тишина, лишь слышится шуршание выползающей из телеметрического аппарата ленты с нашими параметрами. Лапыгин садится рядом и просит меня постоянно со­общать ему результаты работы СУ.

Вслух читаю данные на ленте: проходим аварийную в прошлый раз метку Т8. Параметры силовой стабилизации СКТ и угловое положение объ­екта Е6 в норме. Мы облегченно вздыхаем и ждём включения тормозной двигательной установки ДУ, которое должно произойти по команде от ра­диовысотомера на расстоянии 75 км от лунной поверхности. По-прежнему не отрываю взгляд от ползущей ленты. Напряжение в душе нарастает. И вот появился параметр команды запуска ДУ. Вздрогнувшие было угловые пара­метры объекта, быстро возвращаются в ноль. Значит, ДУ вышла на режим. Несмотря на сомнения Бабакина, система РКС работает нормально. Теперь надо ждать команду на выключение двигателя от системы  АУД, которая должна произойти на расстоянии нескольких метров от Луны. Напряжённо тянутся последние десятки секунд полёта, и вот, наконец, приходит главная команда на выключение ДУ. Практически сразу телеметрическая лента пус­теет. Это означает, что произошло отделение блока лунной станции. Всё в порядке! Полёт окончен, станция на Луне! Вокруг все кричат УРА!.

Несколько успокоившись, мы пошли в группу управления, где собралось уже всё руководство. Все ждут сообщений о работе станции. Проходят томи­тельные минуты и по громкой связи объявляют: «Есть сигнал, идёт картинка лунной поверхности». Начинаются шумные поздравления. Наконец-то за­кончена эта долгая дорога на Луну. На следующий день по радио прозвучал торжественный голос Левитана: ««Луна 9» на Луне», а мы, усталые, но до­вольные, вылетели в Москву.

Первый искусственный спутник Луны

Приняв участие в лунной работе, Бабакин Г .Н. сделал следующий шаг в освоении и изучении Луны. Его предприятие на базе изделия 8К78-Е6 раз­работало вариант создания спутника Луны, который должен был проводить  научные исследования окололунного пространства.

К этому времени фирма Бабакина Г .П. получила в своё распоряжение на полигоне «Байконур» З l-ую площадку с монтажно-испытательным корпу­сом (МИК) и стартовое сооружение. В этих помещениях наш  АП смон­тировал собственное наземно-испытательное и пусковое оборудование для Е6 вместе с наземными источниками питания разработки завода «Прожек­тор», где руководителем военной приемки был мой однокурсник Ю. Лев­ченков.

На предприятии Бабакина Г.П. в подмосковных Химках было изготов­лено новое изделие 8К78-Е6С, которое после тщательной проверки в КИСе было отправлено на техническую позицию в в/ч 11284.

Испытания на технической позиции (ТП) прошли без замечаний, и из­делие вывезли на стартовую позицию (СП).  З1 марта 1966 года был осущест­влён успешный запуск ракеты-носителя. С кораблей, стоявших в Атлантике, пришло сообщение о выведении объекта Е6С на траекторию полёта к Луне, и наша бригада, как обычно, отправилась, теперь уже вместе с Бабакиным Г.П., в Крым для участия в работах на НИП-I0. Сеансы коррекции траекто­рии и торможения для перехода аппарата на Лунную орбиту прошли в соот­ветствии с расчетными данными баллистиков НИИ-4.

З апреля 1966 года произошло отделение от силовых блоков лунной станции, получившей название «Луна 1О». Она и стала первым, созданным руками человека, спутником Луны. В Москве в это время проходил ХХIII съезд КПСС. В духе того времени, в качестве приветствия от работников космической отрасли, с лунного спутника по радио была передана мелодия партийного гимна «Интернационал».

в апреле 1966 года моя лаборатория, выполняя решение Пилюгина Н.А., передала аппаратуру стенда и документацию по испытаниям ракеты 8К78-Е6 представителям КБ «Салют». Испытания очередного изделия Е6С на полигоне были назначены на август. Директор КБ «Салют» Никитин Н.П. попросил Пилюгина Н.А. направить меня на полигон техническим консуль­тантом.

На полигоне у меня произошла неожиданная встреча. Военпредом на предприятии Никитина Н.П. оказался мой знакомый с 4-го факультета Джу­гашвили Евгений Яковлевич, внук Сталина, с которым я не виделся шесть лет. Целый вечер мы посвятили воспоминаниям о нашей курсантской жизни в «общежитии казарменного типа» ЗО-го корпуса Академии, делились све­дениями о судьбе товарищей, вспоминали наших преподавателей и команди­ров. Через два десятилетия я встретил Евгения в Москве уже в звании пол-

ковника. За это время он сменил профессию, защитил диссертацию и работал в военно-историческом отделе Генштаба. После развала Советского Союза Джугашвили Е.Я. демобилизовался и уехал в Грузию.

Пуск ракеты 24 августа 1966 года прошёл без замечаний, и через три дня полета станция под названием «Луна 11» была выведена на орбиту спут­ника Луны. Была продолжена отработка систем управления спутником в раз­личных режимах полёта на орбите.

Ещё дважды мне пришлось участвовать в работах КБ Никитина Н.П. с изделием 8К78-Е6, в октябре и декабре этого же года.

В октябре 1966 года на орбиту спутника была выведена станция «Луна 12», с борта которой производилась фотосъемка лунной поверхности с малых высот. А в декабре 1966 года отправили в полёт станцию «Луна 13», которая передала на Землю панорамную картину с нового места посадки и провела исследование Лунного грунта. На этом моё участие в работах КБ «Салют» закончилось.

P.S.

Впоследствии мне довелось участвовать в создании и отработке сис­темы управления и натурных испытаниях головного блока для ракеты Нl, в проведении полного цикла проверок в КИСе ОКБ-l лунного посадочного ко­рабля, в отработке и лётных испытаниях СУ экспериментального изделия, предназначенного для про верки в космосе работы ДУ лунного корабля.

В связи с несколькими авариями ДУ тема НI-Л3 была закрыта. Я стал заниматься отработкой и лётными испытаниями СУ спускаемых аппаратов корабля «Марс» 71 и 73 годов, достигших поверхности планеты Марс и пе­редавших на Землю параметры марсианской атмосферы, а затем разгонным блоком дм ракеты «Протон». С помощью этого РБ в 1974-1986 годах были выведены на орбиты более 70-ти различных спутников Земли.

С 1980 года уже в должности ведущего конструктора участвовал в ин­тересной работе по созданию и испытаниям СУ корабля «Буран»-IЛ, где вернулся в забытый самолётный мир с его элеронами, элевонами, рулём вы­соты, гидросистемой управления шасси, посадкой по глиссаде с помощью радиомаяков. Для этого корабля в АП была разработана СУ с тремя СКТ, обеспечивавшими угловую стабилизацию в полёте, и счетверённая схема центральной и периферийной цифровой вычислительной машины, осуществлявшей надёжное управление всеми ракетными и самолётными сис­темами. Отработка СУ сначала велась на летающей лаборатории ТУ -154, а затем на экспериментальном корабле БТС-002 с участием летчика-испытателя космонавта Волка .

Выведенный 15 ноября 1988 года с помощью ракеты «Энергия» на орбиту корабль «Буран»-IЛ, после автономного полёта вокруг Земли, бле­стяще совершил автоматическую посадку на аэродроме космодрома «Байко­нур» с ошибкой всего в 5 метров от осевой линии посадочной полосы. По­том был построен корабль «Буран»-2Л, прошедший испытания в КИСе и на ТП, для которого АП дополнительно разработал новые системы управ­ления такими блоками: электрохимическим генератором, работавшим на жидком кислороде и водороде; отсеком полезного груза и бортовыми мани­пуляторами. Кроме того, создал систему астронавигации телевизионного ти­па.

«Буран»-2Л уже должен был уйти в полёт с космонавтами на борту.

Однако в мае 1993 года было прекращено финансирование работ по готовому к полёту кораблю, и он остался «ржаветь» на земле, а затем погиб под об­ломками рухнувшей крыши монтажного испытательного корпуса на ТП.

После этого я принимал участие в разработке и испытаниях СУ и ныне безотказно летающих разгонных блоков: «Фрегат» и ДМSL для РН «Союз» и для РН «Зенит» в «морском» и «наземном» вариантах.

Оценивая свой 50-летний трудовой путь, вижу, как много мне дали преподаватели и командиры нашей АЛЬМА-МАТЕР - Военно-Воздушной орденов Ленина и Октябрьской Революции Краснознамённой инженерной академии имени профессора Н.Е.Жуковского и горжусь тем, что я являюсь выпускником этого знаменитого на весь мир учебного заведения. И мне очень горько и больно сознавать, что после стольких лет служения Отечест­ву, сегодняшняя власть фактически уничтожила созданную великим Н.Е. Жуковским академию, воспитавшую высококлассные инженерные кадры для могучей русской авиации.

С большим теплом вспоминаю годы учёбы, дружеские отношения офицерского и курсантского состава нашего курса, строгое, но заботливое отношение давших нам знания преподавателей.